Монреальская еврейская община явила миру множество еврейских писателей с уникальными литературными выражениями еврейской идентичности, таких, как М. Кляйн, Ирвинг Лайтон, Мордехай Ричлер, и Леонард Коэн. Коэн был поэтом и романистом, хотя больше всего известен как автор песен, особенно благодаря "Сюзанне" и "Аллилуйя." Коэн вырос в семье, глубоко укоренившейся в иудаизме, живущей в сильной еврейской общине; с раннего возраста он чувствовал бремя своего имени (коэн - священник на иврите).
Как птица на проводе
Как пьяница в полуночном хоре
Я пытался, по-своему, быть свободным.
(«Птица на проводе», Songs from a room - второй студийный альбом)
Еврейские корни Леонарда Коэна
Леонард Коэн, которого критики называли «поэтом-лауреатом пессимизма», «торговцем отчаянием» и «крестным отцом мрака», родился в Монреале в 1934 году. Его дедушка по маме, Соломон Клоницки-Кляйн, был раввином и ученым. Его дед по отцу, Лион Коэн, был центральной фигурой в еврейской жизни Монреаля, он строго верил, что знание еврейской истории и правописания, выполнение мицвы (заповедей) были жизненно важными для каждого еврея. Дом, в котором прошло детство Коэна, был пропитан еврейской традицией: Шабатние молитвы, регулярное посещение синагоги (которая находилась под руководством его дедушки Лиона), соблюдение еврейских праздников и церемоний.
Леонард Коэн
«Любимая игра»
Учитывая биографию Коэна, его озабоченность еврейскими темами неудивительна, неудивительны и иудейские мотивы, часто присутствующие в его поэзии, прозе и песнях. Коэн всегда считал себя евреем, даже когда стал буддистским монахом (Я не ищу новую религию. Я весьма доволен и старой (иудаизмом), - говорил он). Однако, он выразил обеспокоенность по поводу нынешнего состояния иудаизма. В «Любимой игре» (1963), его первом (полу-автобиографичном) романе, он выразил разочарование в поверхностной форме религиозности, которую он наблюдал через своего главного героя, Лоуренса Бривмана:
Он думал, что его высокие дяди в темных одеждах были принцами элитного братства. Он думал, что синагога была их домом очищения... Но когда вырос, он понял, что никто из них даже не претендовал на эти вещи. Они гордились своим финансовым и общинным успехом. Им нравилось быть первыми, быть уважаемыми, сидеть поближе к алтарю, чтобы их могли вызвать помочь со свитками. Их не интересовали другие идеи. Они не верили, что их кровь была священной... Казалось, что они не понимают, насколько тонкой была церемония. Они слепо принимали во всем этом участие, как будто все должно было продолжаться вечно.
В этом романе Коэн также сожалеет о современном незнании «ремесла преданности», выражая свою веру в необходимость обновления евреев, как в единственную меру выживания: «Их благородство было ненадежным, потому что оно основывалось на наследстве, а не на мгновенном творении перед лицом уничтожения... Прекрасная мелодия взлетела, что провозглашало о том, что Закон - это древо жизни и путь мира. Разве они не видели, как за этим необходимо ухаживать?»
Пророческий голос
Коэн выразил свой взгляд на «организованный» иудаизм снова, годом позже после публикации «Любимой игры», во время выступления на симпозиуме в Еврейской общественной библиотеке в Монреале. Его речь заключала в себе его взгляды на переход иудаизма от истинно духовного и религиозного к поверхностному и материальному. Коэн поделился убеждением, что еврейские лидеры стали больше заботиться о материальном, «номинальном» выживании евреев как группы, а не о выживании их роли «свидетелей монотеизма». Он сожалел о том, что из иудаизма пропали пророки, а остались только священники.
Ссылаясь на А. М. Кляйна, как на последнего великого канадского еврейского поэта, который пытался быть одновременно и пророком, и священником, он посетовал на то, что Кляйн «замолчал». Это молчание было предупреждением, утверждал Коэн, против захвата «раввинами и бизнесменами», против замены скромных зданий общины, «созданных людьми, которые любили книги», внушительными зданиями с мемориальными досками, не в честь ученых и мудрецов, а богатых членов общины.
Разочарованный неспособностью влиятельных кругов решить его проблемы, Коэн счел поэзию (а позже и песню) своей новой формой молитвы; религиозная обязанность священника, вписанная в его фамилию, превратилась в обязанности поэта.
Библейские мотивы
Коэн упоминал, что Тора была самой важной книгой в его жизни, что возможность знать «старые традиции» была для него честью. Его второе издание, «Коробка пряностей Земли», 1961, наполнено аллюзиями на Тору, еврейскую религию и обычаи. Однако зачастую эти мотивы смешиваются с эллинизмом, сказками и греческими мифами, переплетающимися с древнееврейскими преданиями.
Мурал с изображением Леонарда Коэна в Монреале
«Мне никогда не удавалось отделить духовное от практического», - говорил Коэн в интервью, давая объяснение названию своего издания «Коробка пряностей Земли». Коробочка с пряностями, которая используется в церемонии Авдала по окончанию Шабата или праздника, отмечает разделение между святым и обыденным. Для Коэна поэзия является формой молитвы, что стирает границы между духовным и практическим, священным и обыденным. Кажется, что он отделил Бога от организованного потока иудаизма, который он счел неприемлемым, религия стала «средством, помогающим сделать вселенную гостеприимной».
Современные псалмы
В 1984 году, в разгар карьеры, Коэн опубликовал «Книгу милосердия» - книга современных псалмов, адресованных Богу, полных сомнения и доверия, хвалы и злости. Для Коэна Бог был одновременно и реальным, и загадочно молчащим. Когда Леонарда спросили о том, вдохновила ли его Тора на эти псалмы, он ответил: «Для меня это был обычный язык молитвы».
Первый псалом описывает духовное путешествие Коэна и его отношение к Богу, которое исходит из чувства отсутствия и потери («Я остановился послушать, но он не пришел») и ведет дальше к постепенному, нерешительному возвращению Бога («Я слышал его снова… Медленно он возвращался. Неуклонно он движется к своему трону»).
Отступление Коэна от религиозной практики обусловлено не его возражением против традиций, а его неодобрением состояния, в котором находился современный иудаизм в Монреале. На самом деле, когда он отдалился от общины Монреаля, живя на греческом острове Гидра, и получил свободу ковать свою еврейскую идентичность, он решил регулярно соблюдать субботу: зажигать свечи, произносить благословения и воздерживаться от работы.
Окончательное проявление еврейства Коэна заключается в письме, адресованном Ирвингу Лайтону, его наставнику и другу:
Лайтон, когда мы танцуем нашу фрейлах (радость, идиш – ред.)
под призрачным платком,
чудесные раввины Праги и Вильно
возобновляют свои троны из опилок,
ангелы и люди, что спали так долго
в холодных дворцах неверия,
собираются...
чтобы смачно поспорить
о звуке невыразимого Имени.
Лайтон, мой друг Лазарович,
ни один еврей не был потерян
пока мы с тобой радостно танцуем
в этой французской провинции,
холод и океаны к западу от Храма
. . .
Я говорю, ни один еврей не был потерян
Пока мы плетем и вздымаем платок
к горящему облаку,
измеряя небеса
своими пальцами.
(Последний танец в Форпенни, «Коробка пряностей Земли»)
Продолжая традиции
В документальном фильме «Дамы и господа... Мистер Леонард Коэн», Коэн вспоминает своего дедушку, раввина Соломона Клоницки-Кляйна, называя его писателем, признавая в нем родственный дух, продолжающий традицию в духовном и творческом смысле. Даже в далекой провинции Квебек, отделенной от Иерусалима обширными океанами, Коэн видит себя обновляющим свой иудаизм и вносящим свой вклад в еврейскую культуру и преемственность.
Леонард Коэн в Эдинбурге, 2008 г.
Практикуя буддизм, он не видит никакого конфликта между этим занятием и соблюдением своего еврейства. В феврале 2009 газета New York Times описала его как соблюдающего еврея, придерживающегося Шабата, который отказывался давать концерты по пятницам. «Я не ищу новую религию, - сказал он газете Guardian в 2004, - Я вполне доволен своей старой – иудаизмом».
Завершая представление, на которое пришли около 50 000 человек, на стадионе Ramat Gan Stadium в Израиле в сентябре 2009 года, Коэн процитировал (на иврите) «Биркат Коаним» (благословение священника): «Да благословит и сохранит вас Господь. Пусть Господь позволит Своему лицу сиять над вами, пусть будет Он милостивым к вам. Пусть Господь смотрит на вас с добротой и дарит вам мир». Он поднял руки в традиционном жесте коэнов, и произнес финальное слово: «Шалом».
Леонард придерживается религиозного и гуманистического подхода к трудностям современности. Его собственное пророческое чувство связано с надвигающимся социальным и политическим крахом, как видно из его песни «Будущее» (Я видел будущее, брат: это убийство). Коэн, тем не менее, находит оптимизм даже в недостатках, стремясь к настойчивости и вере, несмотря на разрушение всего, что нас окружает:
Звони в колокола, что еще звенят
Забудь свое идеальное предложение
Во всем есть трещины
Через них к нам попадает свет.
(Гимн, «Будущее»)
Леонард Коэн умер 7 ноября 2016 года в возрасте 82 лет в Лос-Анджелесе. Похоронен на еврейском кладбище Шаар Хашомайим (Уэстмаунт, Монреаль, Канада)
Источник: myjewishlearning.com
Перевод Анастасии Яценюк