Время прочтения: 8 мин.
Заповедь parah adumah, красная корова, с которой начинается наша глава, известна как самая трудная для понимания заповедь. Вступительные слова zot chukat ha-Torah означают, что это высший пример chok в Торе - закона, логика которого не ясна, возможно даже непостижима.
Это был ритуал очищения для тех, кто находился в контакте или в определенных формах близости к мертвому телу. Мертвое тело является основным источником нечистоты, и осквернение, которое оно причиняло живым, означало, что человек, пострадавший таким образом, не мог войти в пределы Скинии или Храма, пока не очистится в обряде, который длился семь дней.
Ключевым элементом процесса очищения было то, что священник окроплял «пострадавшего» человека на третий и седьмой день специально приготовленной жидкостью, известной как «вода очищения.» Сначала нужно было найти красную корову без единого изъяна, которую никогда не использовали для работы: на нее никогда не надевали ярмо. Ее ритуально убивали и сжигали за пределами лагеря. Кедровое дерево, иссоп и алая шерсть добавлялись в огонь, а пепел помещался в сосуд, содержащий «живую», то есть пресную воду. Именно этим и окропляли тех, кто стал нечистым от соприкосновения со смертью. Одна из наиболее парадоксальных особенностей обряда заключается в том, что, хотя он очищал нечистых, он в то же время делал нечистыми тех, кто был вовлечен в процесс приготовления воды очищения.
Хотя этот ритуал не практиковался со времен Храма, он, тем не менее , остается важным сам по себе и для понимания того, что на самом деле представляет собой chok, обычно переводимый как «устав». Другие примеры включают запрет на совместное употребление мяса и молока, ношение одежды из сочетания шерсти и льна (shatnez) и засев поля двумя видами зерна (kilayim).
Есть несколько очень разных объяснений термина сhukim («хуким»).
Наиболее известным является то, что переводит chok как закон, логику которого мы не можем понять. Это имеет смысл для Бога, но не имеет смысла для нас. Мы не можем постичь той космической мудрости, которая позволила бы нам увидеть эти смысл и цель. Или, возможно, как выразился рав Саадия Гаон, это заповедь, данная только для того, чтобы вознаградить нас за ее выполнение.
Мудрецы признавали, что в то время как неевреи могли понимать еврейские законы, основанные на социальной справедливости (mishpatim) или исторической памяти (edot), такие заповеди, как запрет на совместное употребление мяса и молока, казались иррациональными и суеверными. Сhukim были законами, над которыми «смеялись сатана и народы мира.»
У Маймонида была совершенно иная точка зрения. Он верил, что ни одно Божественное повеление не является иррациональным. Предполагать иное - значит считать Бога ниже человеческих существ. Chukim кажутся необъяснимыми лишь потому, что мы забыли первоначальный контекст. Каждый из таких законов был отрицанием и воспитанием против какой-либо идолопоклоннической практики. Однако, по большей части, такие практики вымерли, именно поэтому нам сейчас трудно понять эти заповеди.
Третья точка зрения, принятая Нахманидом в 13-м веке и далее сформулированная раввином Самсоном Рафаэлем Хиршем в 19-м, заключается в том, что chukim были законами, предназначенными для обучения целостности природы. Природа имеет свои собственные законы, области и границы, пересечь которые - значит опозорить божественно созданный порядок и угрожать самой природе. Поэтому мы не комбинируем животные (шерсть) и растительные (лен) ткани, не смешиваем животную жизнь (молоко) и смерть (мясо). Что касается красной коровы, рабби Хирш говорит, что ритуал заключается в том, чтобы очистить людей от депрессии, вызванной напоминаниями о человеческой смертности.
Моя собственная точка зрения заключается в том, что chukim - это заповеди, намеренно предназначенные для обхода рационального мозга, префронтальной коры. Корень , от которого происходит слово chok - h-k-k, что означает «выгравировать.» Надпись лежит на поверхности; гравировка режет гораздо глубже. Ритуалы уходят глубоко под поверхность разума, и не просто так. Мы не вполне разумные животные, мы можем совершить серьезные ошибки, если решим, что мы самые умные. У нас есть лимбическая система, эмоциональный мозг. У нас также есть чрезвычайно мощный набор реакций на потенциальную опасность, расположенный в миндалевидном теле, которые заставляют нас бежать или сражаться. Моральная система, чтобы быть адекватной человеческому состоянию, должна признавать природу человеческого состояния. Она должна говорить с нашими страхами.
Самый глубокий страх, который испытывает большинство из нас - это страх смерти. Как сказал Ларошфуко, «Ни на солнце, ни на смерть нельзя смотреть спокойно.» Мало кто исследовал смерть и трагическую тень, которую она отбрасывает на жизнь, более глубоко, чем автор «Когелета» (Экклезиаст):
«Судьба человека - это судьба скота; их обоих ждет одна и та же участь, смерть одного подобна смерти другого, их духи одинаковы, и превосходство человека над животным - ничто, ибо все это поверхностное дыхание. Все заканчивается в одном и том же месте; все возникают из праха и все возвращаются к нему» (Экклезиаст 3:19-20).
Сознание того, что он умрет, лишает Когелета всякого смысла жизни. Мы понятия не имеем, что произойдет после нашей смерти с тем, чего мы достигли в жизни. Смерть насмехается над добродетелью: герой может умереть молодым, в то время как трус доживает до старости. Потерять тех, кого мы любим - значит разорвать ткань нашей жизни, возможно, непоправимо. Смерть оскверняет в самом простом, самом резком смысле: смертность открывает пропасть между нами и вечностью Бога.
Именно к этому страху, экзистенциальному и элементарному, и обращен обряд красной коровы. Само животное - самый яркий символ чистой, животной жизни, неукротимой, необузданной. Красный, как и алый цвет шерсти - это цвет крови, сущность жизни. Кедр, самое высокое из деревьев, олицетворяет растительную жизнь. Иссоп символизирует чистоту. Все это превратилось в пепел в огне, мощная драма смерти. Сам пепел затем растворялся в воде, символизируя непрерывность, течение жизни и потенциал возрождения. Тело умирает, но дух течет дальше. Одно поколение умирает, но рождается другое. Жизни могут заканчиваться, но жизнь - нет. Те, кто живет после нас, продолжают то, что мы начали, а мы продолжаем жить в них. Жизнь - это нескончаемый поток, и след от нас уносится в будущее.
Человек в современном мире наиболее глубоко переживший и выразивший то, что чувствовал Когелет - это Лев Толстой, который рассказал об этом в своем эссе «Исповедь». К тому времени ему перевалило за пятьдесят, на его счету уже были два из шедевров мировой литературы, «Война и мир» и «Анна Каренина». Его литературное наследие было в безопасности. Его величие было признано всем миром. Он был женат, у него были дети. У него было большое поместье. Здоровье было хорошее. И все же его охватило чувство бессмысленности жизни перед лицом осознания того, что мы все умрем. Он долго цитировал Когелета. Он подумывал о самоубийстве. Вопрос, который преследовал его, звучал так: «Есть ли в моей жизни какой-то смысл, который не будет уничтожен неизбежностью смерти, которая ждет меня?»
Он искал ответ в науке, но все, что она ему сказала, было то, что «в бесконечности пространства и бесконечности времени бесконечно малые частицы мутируют с бесконечной сложностью». Наука имеет дело с причинами и следствиями, а не с целью и смыслом. В конце концов он пришел к выводу, что только религиозная вера спасает жизнь от бессмысленности. «Рациональное знание, представленное учеными и мудрыми, отрицает смысл жизни». Необходимо нечто иное, чем рациональное знание. «Вера - это сила жизни. Если человек живет, то он должен во что-то верить … Если он действительно понимает иллюзию конечного, он обязан верить в бесконечное. Без веры невозможно жить».
Вот почему, чтобы победить осквернение контакта со смертью, должен быть ритуал, который обходит рациональное знание. Отсюда и обряд красной коровы, в котором смерть растворяется в водах жизни, а те, на кого она окропляется, снова становятся чистыми и могут войти в пределы Храма и восстановить контакт с вечностью.
У нас больше нет обряда красной коровы и его семидневного ритуала очищения, но у нас есть шива, семь дней траура, в течение которых нас утешают другие, таким образом мы воссоединяемся с жизнью. Наше горе постепенно растворяется при контакте с друзьями и семьей, как пепел коровы растворялся в «живой воде.» Мы все еще скорбим, но в какой-то мере мы все-таки очищенные, способные снова встретиться лицом к лицу с жизнью.
Я верю, что мы можем выйти из тени смерти, если позволим Богу жизни исцелить нас. Однако для этого нам нужна помощь других.
Заключенный не может сам освободиться из тюрьмы, говорится в Талмуде. Нужен был коген для окропления водой очищения. Нужны утешители, чтобы облегчить наше горе утраты. Но вера, вера из мира chok, более глубокая, чем рациональный разум, может помочь излечить наши самые глубокие страхи.
Шабат Шалом.
Перевод Анастасии Яценюк