Время прочтения: 8 мин.
В течении жизни у каждого бывают моменты благоговения и изумления, когда с сердцем полным благодарности мы благодарим Всевышнего shehecheyanu vekiyemanu vehigiyanu lazeman hazeh, "который сохранил нам жизнь, поддержал нас и довел нас до этого дня."
Два случая, которые особенно выделяется в моей памяти, были разделены почти десятью годами. Первым случаем была Конференция Ламбета в Кентербери в 2008 году. Конференция - это собрание епископов англиканской общины, происходящее каждые десять лет; не только английской Церкви, но и всей мировой структуры, большая часть которой находится в Америке и Африке. Это ключевое событие, которое объединяет глобальную сеть церквей для обсуждения будущего. В тот год я стал, как мне кажется, первым раввином, выступившим на пленарном заседании конференции. Второй случай, более поздний, случился в октябре 2017 года в Вашингтоне, когда я обратился к друзьям и сторонникам Американского Института Предпринимательства, одного из крупнейших мировых мозговых центров.
Эти случаи были разными. Один был религиозным, христианским, относящимся к теологии. Другой был светским, американским, относящимся к экономике и политике. Однако оба события переживали определенный кризис. В случае с англиканской Церковью, кризис был связан с епископами-геями. Может ли церковь допускать таких людей? Вопрос разрывал Церковь на части, многие американские епископы были за, а большинство африканских - против. Еще до начала конференции возникло реальное ощущение, что община находится под угрозой непоправимого раскола.
В Вашингтоне в 2017 году, вопрос, тревожащий людей, был совсем другим. Годом ранее в США прошли президентские выборы, мнения относительно которых сильно расходились. Были придуманы новые фразы, чтобы описать некоторые из вовлеченных факторов: пост-истина, фальшивые новости, переходные состояния, альт-право, политика идентичности, конкурентная виктимность, а также возрождение старого: популизм. Все это складывалось в то, что я называл политикой гнева. Был ли способ связать воедино распутывающиеся нити американского общества?
Причина, по которой эти два события связаны в моем сознании, заключается в том, что в обоих случаях я говорил об одной и той же концепции, той, которая является центральной для этой недельной главы и для библейского иудаизма в целом, а именно брит, Завет. Это было, особенно в XVII веке, ключевой концепцией в формирующихся свободных обществах Запада, особенно в кальвинистских или пуританских кругах.
Чтобы значительно упростить сложный процесс, Реформация развивалась в разных направлениях в разных странах, в зависимости от того, кто оказывал на нее основное влияние: Лютер или Кальвин. Для Лютера ключевым текстом был Новый Завет, особенно Послания Саула. Для Кальвина и его последователей, однако, еврейская Библия была основным текстом, особенно в отношении политических и социальных структур. Вот почему Завет играл большую роль в (кальвинистской) пост-реформенной политике Женевы, Голландии, Шотландии, Англии при Кромвеле и особенно отцов-пилигримов, первых европейских поселенцев в Северной Америке. Он лежал в основе Договора Мэйфлауэра (1620) и знаменитой речи Джона Уинтропа "Город на холме" на борту "Арбеллы" в 1630 году.
Однако со временем и под влиянием Жан-Жака Руссо слово "завет" было постепенно вытеснено словосочетанием "общественный договор." Очевидно, что между понятиями есть что-то похожее, но это не совсем одно и то же. На самом деле, они оперируют разными логиками и создают разные отношения и институты.
В договоре два или более человека собираются вместе, каждый преследует свои личные интересы, чтобы обмен был взаимовыгодным. В завете два или более человека, каждый из которых уважает достоинство и целостность другого, объединяются в узы верности и доверия, чтобы вместе сделать то, чего ни один из них не может достичь в одиночку. Это не обмен; это моральное обязательство. Это больше похоже на брак, чем на коммерческую сделку. Контракты - это интересы; заветы - это идентичность. Контракты приносят пользу; заветы преобразуют. Контракты - это "я" и "ты"; заветы - это "мы."
Что делает еврейскую Библию революционной в политическом отношении, так это то, что она содержит не один основополагающий момент, а два. Один из них изложен в 1 книге Шмуэля, 8, когда народ приходит к пророку и просит о царе. Бог велит Шмуэлю предупредить народ о возможных последствиях. Царь возьмет сыновей народа, чтобы те ездили на его колесницах, и их дочерей, чтобы они работали на его кухне. Он возьмет их имущество в качестве налога и так далее. Тем не менее, народ настаивает, что все еще хочет царя, поэтому Шмуэль назначает Шауля.
Комментаторы уже давно озадачены этой главой. Означает ли это одобрение или неодобрение монархии? Лучший ответ был дан раввином Цви Гиршем, который объяснил, что то, что Шмуэль делал по воле Бога, было предложением общественного договора точно по линиям, изложенным Томасом Гоббсом в Левиафане. Люди готовы отказаться от некоторых своих прав, передав их центральной власти, царю или государству, которые взамен обязуются обеспечить внешнюю защиту государства и верховенство закона внутри него. Таким образом, книга Шмуэля содержит первый зафиксированный пример общественного договора.
Однако это был второй момент основания Израиля как нации, а не первый. Первый произошел в нашей недельной главе, на горе Синай, несколькими столетиями раньше, когда люди заключили с Богом не договор, а Завет. То, что произошло во дни Шмуэля, было рождением Израиля как царства. То, что произошло во времена Моше, задолго до того, как евреи вошли в эту землю, было рождением Израиля как народа, находящегося под властью Бога.
Оба центральных института современных западных либеральных демократий являются договорными. Есть коммерческие контракты, которые создают рынок, и есть общественные контракты, которые создает государство. Рынок - это создание и распределение богатства. Государство - это создание и распределение власти. Но завет - это не богатство и не власть, а скорее узы принадлежности и коллективной ответственности. Как я выразился в Политике Надежды, общественный договор создает государство. Общественный завет создает общество. Общество - это совокупность отношений, не зависящих от обмена богатством и властью, а именно браки, семьи, общины, благотворительные организации и добровольные объединения. Рынок и государство - это арены конкуренции. Общество - это арена сотрудничества. И нам нужны оба понятия.
Причина, по которой концепция Завета оказалась полезной для англиканских епископов, с одной стороны, и Американского Института Предпринимательства с другой, заключается в том, что она является высшим примером связи, которая объединяет в едином кооперативном предприятии индивидов и группы, глубоко отличающиеся друг от друга. Они не могли быть более разными, чем партии на горе Синай: Бог и дети Израиля, один бесконечный и вечный, другой - конечный и смертный.
На самом деле, самые первые человеческие отношения, между первым мужчиной и первой женщиной, содержат двухсловное определение Завета: ezer ke-negdo, что означает, с одной стороны, "помощник", а с другой - тот, кто "сверху и против". В браке ни муж, ни жена не жертвуют своей самобытностью. На Синае Бог оставался Богом, а израильтяне - людьми. Символом Завета является свеча авдалы: множество фитилей, которые остаются отдельными, но производят одно пламя.
Таким образом, Завет позволил англиканской общине оставаться вместе, несмотря на глубокие различия между американской и африканской церквями. Американский Завет держал нацию вместе, несмотря на то, что во времена Линкольна шла гражданская война, а в другие времена - гражданские и экономические распри, и его обновление будет происходить таким же образом и в будущем. В дни Моше это позволило евреям стать "единым народом под Богом", несмотря на их разделение на двенадцать колен. Заветы создают единство без единообразия. Они ценят разнообразие, но вместо того, чтобы позволить группе разделиться на конкурирующие фракции, они просят каждого внести свой уникальный вклад в общее благо. Из множества "я" они создают всеобъемлющее "мы".
Эти два события, в Кентербери и Вашингтоне, произвели на меня такое сильное впечатление, потому что они показали, насколько пророческими были слова Моше, когда он сказал израильтянам, что Тора и ее заповеди "покажут вашу мудрость и понимание народам, которые услышат обо всех этих постановлениях и скажут: "Воистину, эта великая нация - мудрый и понимающий народ"" (Дварим 4:6). Тора продолжает вдохновлять не только евреев, но и всех, кто ищет руководства в трудные времена.
Поэтому, если вы окажетесь в ситуации конфликта, который угрожает разорвать что-то на части, будь то брак, семья, бизнес, сообщество, политическая партия или организация, создание завета поможет удержать людей вместе, без какой-либо стороны, претендующей на победу или поражение. Все, что для этого нужно - это осознание того, что есть определенные вещи, которые мы можем делать вместе и которые никто из нас не может делать в одиночку.
Завет поднимает наш горизонт от личных интересов к общему благу. Нет ничего плохого в личном интересе. Он управляет экономикой и политикой, рынком и государством. Но есть некоторые вещи, которые не могут быть достигнуты только на основе личных интересов. Среди них - доверие, дружба, верность и любовь. Завет - это идея, которая меняет жизнь и мир.
Перевод Анастасии Яценюк